Почему ваш выкидыш ценнее целого ребенка

Литература - это как-то не про вымогательство коллективной жалости к себе у народа

Стыдный спор разразился по поводу литературной премии "Нацбест". Две литературные тетки шумно поругались на тему, кого жальче: женщину, сделавшую аборт или женщину, потерявшую ребенка.

Все началось с того, что литературная премия «Нацбест» во вторник опубликовала короткий список. А там оказалось произведение в жанре "документальная проза" про то, как автор делала в Германии аборт. "Шорты" вызывали недоуменную реакцию у члена жюри. У себя в ФБ член жюри возмутилась, как это сочинение может претендовать на премию. Я-то, - говорит, — имею полное право судить, что это все мерзость и манипуляции на эмоциях. Автор, мол, только аборт делала, а я целого трехлетнего ребёнка потеряла.

Фейсбучане разделились на два лагеря и принялись осуждать. Одни - тетку с абортом за манипуляции. Другие - критика с ребёнком за бессердечие.

«Почему, – спрашивают, — вы думаете, что целый ребёнок ценнее выкидыша»?

«Почему, — спрашивают, — вы считаете, что у вас горе, а у человека с абортом не горе»?

Потом автор и критик взаимообиделись друг на друга и отказали друг другу в праве называться автором и критиком.

Если бы это не было так грустно, все было бы даже смешно и напоминало бы рассказ Зощенко «Больные», где больные чуть не подрались в очереди, выясняя, чья болезнь страшнее.

«Милый ты мой, разве у тебя болезнь — грыжа. Это плюнуть и растереть — вот вся твоя болезнь. Ты не гляди, что у меня морда выпуклая. Я тем не менее очень больной», — говорили друг другу зощенковские больные.

Но, поскольку это совсем даже не смешно, то я, как простой читатель, далекий от всех премиальных процессов, читая страстную полемику, призадумалась. А где в этом споре литература?

Ведь, согласно логике бабосрача, вышло, что самый крутой писатель и самый замечательный критик — это тот, у кого в жизни приключилось больше всего несчастий. Чтоб сразу и аборт, и ребёнок умер, руки и ноги потеряла в атомной войне и ещё — кожа неправильного цвета. Удивительно, как при таком раскладе Хокинг не получил Нобелевку? Может, у него выкидыша не было?

А еще я призадумалась об удивительном лице нашей литературы. Допустим, ты писатель, только что бил себя копытом в грудь, уверяя, что ты отстаиваешь интересы нерожденных детей и их родителей. И вдруг спускаешь всех собак на несчастную женщину, которая, хотя и критик, пишет о том, что потеряла маленького ребенка. После таких признаний уже даже ежу понятно, что на арене не критик и писатель, а две травмированные тетки, которых, по-хорошему, сильно жалко. Кому бы как не им понять друг друга и утешить. А они — дустом.

Стыдоба.

А зачем такую стыдобу выдавать за литературный процесс? Давить-то на жалость толстыми книгами, чтобы получить литературную премию — совершенно необязательно. Старик Хемингуэй сделал то же, но в четыре слова: «продаю ботиночки детские, неношеные». Чтобы написать о самом страшном, японской поэтессе Тие потребовались три строки:

Вспоминаю умершего ребенка

Больше некому стало

Делать дырки в бумаге окон.

Но как холодно в доме!

Литература - это как-то не про вымогательство коллективной жалости к себе у народа. Особенно, если у самих критиков и писателей этой жалости не наблюдается. Хочется пожалеть себя — учредите премию имени плакальщицы Федосовой, награждайте того, кто лучше поплачется, но не выдавая это за высокие материи.