Сергей Шойгу написал книгу и оформил ее своими рисунками

Фото: пресс-служба РГО

Книга Сергея Кужугетовича «Про вчера» - это сборник рассказов, в которых министр обороны вспоминает о спасательных операциях времен работы в МЧС и о многом другом. Сергей Шойгу не только написал книгу, но и оформил ее своими рисунками, он увлекается живописью и графикой, написал сотни картин.

Фото: пресс-служба РГО

Герои разные. Есть известные: Виктор Черномырдин, Борис Щербина, Эдуард Шеварднадзе. Есть обычные люди.

Тираж книги 17 тысяч экземпляров, его должно хватить на два-три месяца продаж, в случае большого спроса возможна допечатка. Рекомендованная цена на книгу в бумажной версии 599 руб., электронная версия стоит 399 руб., а аудиоверсия в исполнении Сергея Гармаша - 450 руб.

Кстати, скорее всего, у нее будет продолжение.

Фото: пресс-служба РГО

На сайте Русского географического общества опубликовано пять рассказов из книги, в их числе "Олимпийцы", о работе Сергей Шойгу в Ачинске (с 1979-го по 1984 год он трудился в тресте «Ачинскалюминстрой» старшим прорабом, главным инженером, затем – начальником строительного управления). Он посвящен жрицам любви, которых на время Олимпиады выселили из Москвы и развезли по стройкам большой страны, в том числе и в Ачинск. Как встречали и провожали – об этом и многом другом рассказывает участник событий Сергей Шойгу.

Олимпийцы

Свою первую Олимпиаду мы проводили на фоне бойкота западных стран — за ввод войск в Афганистан. На ее фоне незамеченной осталась людская река в день похорон Высоцкого, в новостях были очки, голы, секунды, никто и не заметил, как из Москвы и городов проведения Игр выдворили цыган, бомжей, проституток — все, что портило витрину страны победившего социализма.

По стране потянулись «олимпийские этапы». Так мы их, во всяком случае, тогда называли. Из городов Олимпиады — Питера, Таллина, Киева, Минска и Москвы — повезли на окраины разных сортов и мастей тунеядцев, валютчиков, фарцовщиков. Ну и, конечно, проституток.

Их отлавливали и отправляли группами по городам и весям на перевоспитание. В частности, трудиться на стройках социализма.

Лето 1980 года. Вокзал, город Ачинск. Мы встречали вагоны со жрицами любви. Уже наготове автобусы, в которые мы их погрузим. Повсюду яркие плакаты и транспаранты с лозунгами на все случаи нашей тогдашней жизни. Гранитная табличка на стене притягивает взгляд: «2 (15) февраля 1900 года Владимир Ильич Ленин, возвращаясь из сибирской ссылки, выехал со станции Ачинск в город Уфу».

Суетятся кадровики и сотрудники спецкомендатуры: где жить новым труженицам ударной стройки? Нарисовались на вокзальной площади и представители комитета комсомола. Посчитали, что без них такие дела, как и любые другие, в стране не делаются.

О прибытии этого поезда не объявили. Подошел состав, медленно проехал мимо пассажирской платформы чуть дальше, к грузовому терминалу. Скрипнули тормоза, грохнули сцепки, состав замер.

Конвой с автоматами распределился по грузовой платформе и по открытым вагонам, похожим на почтовые. Зазвучали окрики: «Первый поше, второй пошел, третий...»

На платформу высыпали потрепанные, взлохмаченные девицы в модных турецких дубленках и невиданных тогда вязаных пальто. По команде конвоиров они садились на корточки, держа руки за головами. Когда вышли последние, перрон напоминал загон перед курятником. «Не разговаривать!» — орали на них конвоиры, но кудахтанье девиц не смолкало.

Начальник конвоя вручил нам чемодан с личными делами проституток. Вагоны с грохотом закрылись. Из динамиков доносились команды дежурного по вокзалу: «Перегнать!», «Отцепить!» — эхом отражались от зданий.

Поезд отошел. Проститутки в тех же позах ждали, что будет дальше. Мы присмотрелись к ним. Измятые, серые лица. Представьте женщин, котрые больше трех месяцев были в пути по этапам.

Им предстоял исправительный труд. И давался он им непросто. Первые рабочие дни новоявленных штукатуров-маляров ознаменовались неприятными эксцессами и массовым саботажем.

— Девушки, когда закончите? — спрашивал у них мастер.

В ответ летело:

— А мы с тобой, начальник, еще не начинали...

Молодые мастера и прорабы с трудом пытались установить дисциплину. Постепенно они осваивались и понимали, что Олимпиада — это не только радость спортивных побед, не только «быстрее, выше, сильнее», но и то, что за кадром. То, что не для всех. А нерадивые работницы знали: с такими статьями, как у них, — тунеядство или нарушение паспортного режима — хуже уже не будет. Их, условно осужденных, в зону не отправят. И они вели себя расслабленно-вызывающе.

У начальства же были свои планы. Через пару недель на объекте появились, как говорят в армии, старослужащие. Из зоны прибыли матерые бригадирши. Их, отсидевших уже не раз, пригнали с простой задачей — организовать трудовой процесс любыми методами. Их было видно издалека. Коренастые, все крашенные перекисью, волосы аж хрустят, помада яркая, зубы редкие, длинные фуфайки, похожие на полупальто, и обязательно серо-коричневые шали. Они не работали, их задача была — заставить работать «олимпийцев». Методы были суровые.

— Руки покажи! — приказывала бригадирша какой-нибудь своей подопечной.

Дальше из кармана бригадирши появлялись кусачки. Ими обкусывался маникюр, чтобы не мешал работать. Затем бригадирша удалялась со словами:

— Через час приду, не будет сделано — обстригу по первую фалангу.

Так сдвинулось с мертвой точки дело, ускоренное новыми, «передовыми» методами. Бригадирши могли и порезать слегка своих подопечных. Или, например, девица-труженица решила палец зеленкой помазать и «случайно» вылила весь пузырек себе на лицо. По-разному тружениц мотивировали заботливые бригадирши.

И дело пошло: росли квадратные метры штукатурки, побелки и покраски.

Однако вскоре работа вновь начала скатываться в тунеядство. Приобретенные на воле навыки взяточничества забывались трудно. А потому предложения бригадиршам посыпались со всех сторон:

— Я не прихожу на работу, но ты отмечаешь меня в табеле и получаешь сто рублей в месяц за свое молчание.

Сто рублей по тем временам целая зарплата. И бригадирши поддались. Леность и ложь захватили стройку. Вместе с этим жрицы любви погрузили в разврат и стройку, и город.

Наконец Олимпиада кончилась, отзвучала песня «До свиданья, мой ласковый Миша», из центральных советских городов разъехались спортсмены и гости. В Ачинск начали прибывать новые этапы с новыми людьми, отправленными на трудовые работы, но этот — «олимпийский» — навсегда вошел в историю строительства Ачинского нефтеперерабатывающего завода. Хотя табличу, как о ссылке Ленина, в их честь на вокзале не установят.

Через много лет после тех событий я разговорился с одним солидным в прошлом комсомольским работником. Позже он стал активным участником приватизации и заслуженным деятелем залоговых аукционов. В 80-е годы состоял в ГК ВЛКСМ, жил и работал в Москве, открывал к Олимпиаде линию по разливу «Кока-колы», призывал нас из столицы строить быстрее, подводил итоги нашей работы, докладывал на пленумах и съездах о наших трудовых победах. И рассматривал наши кандидатуры на предмет награждения, достойны ли.

Но что самое интересное, он с удовольствием вспоминал, как в 1979-1980 годах в Москве он с оперативными комсомольскими отрядами занимался сбором и отправкой в регионы «олимпийского этапа». То есть мы из Сибири и всей страны поставляли на олимпийские объекты лучшее: рабочих, технику, материалы (например, ангарская сосна шла на велотреки и игровые площадки), а из Белокаменной к нам взамен ссылались на праведные и не очень труды все те, кто мешал празднику. Такой вот обмен. Неравноценный. Но ведь справились как-то.